С такими мыслями старшина без всякой цели бродил по двору. Не утешало его и то, что он вчера так ловко провел майора, которого увезли в госпиталь с приступом язвенной болезни.
Скорый поезд из Будапешта прибыл ровно в десять. Чупати пришел встретить капитана и толкался на перроне, разглядывая встречающих, а их было так много, что старшина не сразу заметил вышедшего из вагона Шатори.
— Что ты здесь делаешь? — Капитан хлопнул старшину по плечу.
— Как что? Вот… пришел…
— А-а-а, — протянул Шатори. — Понимаю, ждешь кого-то, встречаешь? Ну, тогда не буду тебе мешать.
— А ты мне и не мешаешь, — запротестовал старшина. — И вовсе никого я не встречаю. Так что пойдем…
Капитан радостно улыбнулся. Как-никак, а с этим странным и подчас неуживчивым человеком он прослужил много лет.
— Ну что ж, тогда пошли. Приглашаю тебя в Кабачок короля Матьяша на стаканчик винца.
— Это хорошо, — пробормотал Чупати, добродушно поглядывая на капитана. Старшину так и подмывало задать Шатори несколько вопросов, но он набрался терпения и молчал.
В кабачке капитан заказал два стакана вина с содовой По виду Шатори было заметно, что настроение у него превосходное.
Чупати терялся в догадках, но капитан, как назло, молчал. Старшине даже вино в горло не шло. Разговорились они только тогда, когда вышли на улицу.
— Ну, как дела? — наконец спросил старшина.
— Какие дела?
— Не тяни, ты же знаешь… Что тебе сказали в центральном управлении?
— Пока это тайна, — Шатори громко рассмеялся. — Уезжаем мы, дружище…
— «Уезжаем»? И кто это «мы»?… И куда?…
— Как кто? Я, ты, Кантор… Поедем в столицу, станешь будапештским жителем. Тебя что, это не радует?
— А шеф наш тоже едет?
— Нет, об этом речи не было… — Шатори сделал неопределенный жест рукой.
— Выходит, ты будешь наш начальник? — От радости рот Чупати расплылся до ушей.
— Выходит. Согласен? Если не хочешь, можешь отказаться.
— Я… отказаться?
— Ты ведь даже не спросил, на какую работу я тебя приглашаю.
— С тобой я хоть куда поеду… если, конечно, пообещаешь, что не будешь больше меня посылать патрулировать по городу.
— Эх, Чупати, да ты, я вижу, неисправим!
— Ну, так обещаешь?
— Хорошо, обещаю, только и ты обещай, что не будешь больше заходить в корчму в рабочее время.
— Баста, я больше не пью… ни глотка, — проговорил Чупати и в тот же миг почувствовал, что во рту у него пересохло.
— Ну, хорошо, шутки в сторону. В центральном управлении полиции решили организовать следственную группу, куда будет входить проводник со служебной собакой… Делают это в порядке опыта. Я и сам не знал, что Кантор настолько прославился. Но должен тебе сказать, что особенно много шума в Будапеште наделало последнее происшествие в цирке. Трудное было дельце.
— Не такое уж оно и трудное, — возразил старшина.
— Может, для тебя и не трудное, однако расследование этой истории в цирке оказалось последней каплей, которая переполнила чашу сомнения, после чего начальство решило организовать эту группу. Понял? Наконец-то ты избавишься от Бокора…
— А квартиру нам дадут в городе? — поинтересовался старшина.
— Конечно, дадут.
— А то без квартиры какая жизнь…
Расстались они на центральной площади. Чупати пошел домой по пустынной улице. Он шел и размышлял, что до сих пор Будапешт ничем не прельщал его, Старшина не был похож на тех военных — а таких было немало, — которые всеми правдами и неправдами стремились перевестись в столицу. Подумал старшина и о том, какой станет его служба в столице, чем она будет отличаться от жизни в небольшом провинциальном городке.
«Все-таки столичная жизнь — это столичная… Вот только не знаю, что на это скажет жена. Все случилось как-то неожиданно. Как-никак надо оставлять и дом, и садик».
С появлением маленького щенка Тончи у Кантора впервые в жизни появились серьезные разногласия с первым помощником хозяина.
Когда сержант подходил к боксу, Кантор встречал его недовольным ворчанием, показывая этим, что он вовсе не желает, чтобы кто-нибудь, кроме Чупати, переступал границы его владений и тем более дотрагивался до щенка.
Когда же такое действие не достигало цели, ворчание Кантора превращалось в настоящее рычание, а Топчи начинал жалобно скулить. Кантор одним движением головы заставлял сержанта держаться на значительном расстоянии. Если же сержант был недостаточно внимателен и не соблюдал почтительной дистанции, Кантор зубами хватал руку, которая тянулась к щенку. Сержанту ничего не оставалось, как поспешно ретироваться.
— Разбаловал тебя хозяин, — шипел сержант, бросая на Кантора злые взгляды.
При этих словах Кантор с такой злостью кидался на сержанта, что тот стрелой вылетал из бокса, поспешно захлопнув за собой дверь. Громкий лай Кантора подхватывали другие собаки, и через несколько секунд вся псарня громко лаяла.
Как только сержант удалялся, Кантор успокаивался, довольный одержанной победой. Однако Султан, Шатан и другие овчарки еще несколько минут громко лаяли, хотя возмутителя их спокойствия уже не было и в помине.
Кантор разыскивал щенка, который, как правило, забивался в дальний угол, ласково облизывал его, что придавало малышу смелости.
Встреча с хозяином у Кантора произошла лишь на следующий день.
— Эй, профессор Кантор, выходи! — проговорил старшина, распахивая дверцу бокса. Кантор схватил щенка за шиворот и, выйдя из бокса, положил его на землю.