В ходе допроса оба парня, обвинявшиеся в краже кур, признались, что все эти преступления были полтора года назад совершены ими.
Чупати смотрел на парней и с трудом верил, что все это дело их рук. А Кантор сидел у его стула и с равнодушным видом поглядывал на арестованных.
После допроса, спускаясь по лестнице, Чупати невольно задумался над тем, что могло заставить этих парней встать на путь преступления. Оба они были из хорошо обеспеченных семей. Глядя на них, никто бы и не подумал, что они способны совершить столько преступлений.
И если бы не Кантор, то, кто знает, что они могли еще натворить.
Стрелки на здании магистрата показывали ровно два часа. Чупати с опаской поглядывал на небо, на котором собирались грозовые тучи. «Быть ливню», — подумал сержант и на всякий случай попросил у дежурного плащ. Однако стоило сержанту выйти из ворот, как навстречу ему появился шофер полицейской машины.
— Я уже четверть часа поджидаю вас. Начальник ушел, а мне передал дождаться вас и вместе выехать в село Раба. Зачем — он мне не сказал.
— Село Раба? — переспросил Чупати и сел в машину. Кантор расположился рядом, положив голову хозяину на колени.
Кантор уже привык к тому, что вслед за каждой поездкой в автомашине следовала напряженная, но интересная работа.
Гроза началась, когда они уже ехали по долине реки Рабы. Небо над головой с грохотом треснуло, и полил сильный дождь.
— Только этого нам и не хватало, — недовольно пробормотал Чупати, поглаживая Кантора.
Кантора ни гром, ни дождь нисколько не пугали. Дождь колотил по тенту машины. Скоро приехали в лесничество, где уже стояло три вездехода. В доме лесника сидели пограничники и начальник уголовного розыска старший лейтенант Шатори.
В длинных сенях Чупати встретился со своим начальником и бодро доложил ему:
— Товарищ майор, старший сержант Чупати по вашему приказанию явился.
— Наконец-то.
Через минуту начальник погранзаставы, молодой голубоглазый офицер, рассказал о том, что он пригласил своего друга-лесника к себе в гости, договорился с ним, что он приедет в одиннадцать и они вместе пообедают. Ровно в полдень пограничник позвонил леснику по телефону, но никто трубку не снял, тогда он позвонил еще раз через полчаса, и опять ему никто не ответил.
Тогда начальник заставы послал к леснику своего человека, который обшарил всю сторожку, но никого в ней не нашел. Дверь сторожки была открыта настежь, в доме оказалась только собачонка лесника, да и та до смерти перепуганная.
— Странно: собака здесь, а хозяина нет, — прервал рассказ начальник заставы майор Бокор. — Гм… Может, он сбежал? — И он показал в сторону границы.
— Быть этого не может. Не такой он человек, да и на контрольно-следовой полосе ничего подозрительного не замечено.
— А нет ли у него какой-нибудь зазнобы? Ведь вы с ним друзья, могли бы знать? А может, он поехал на центральную усадьбу?
— И это невозможно, потому что тогда бы я знал об этом. Как и о прочем тоже. Да… за четыре года он мне ни разу ни о какой зазнобе и не заикался даже.
Майор, погруженный в свои думы, ушел. Шатори о чем-то спорил со следователем, но о чем именно, Чупати не расслышал.
Старший лейтенант Шатори всего несколько недель назад был назначен начальником уголовного розыска. Родился он в этих краях в семье учителя. В двадцать девять лет его уже назначили начальником отдела. Это было его первое серьезное дело. Шатори подозвал к себе Чупати и сказал, что майор Бокор считает весь этот шум напрасным, так как он голову дает на отсечение, что через границу ни одна живая душа не переходила ни в ту, ни в другую сторону.
— Тебя не удивляет поведение собаки лесника? — спросил Шатори у Чупати.
— Наверное, с ее хозяином что-то случилось… Может, несчастье какое…
— А Кантор может его найти?
— Попытка не пытка, товарищ начальник…
— В доме ничего подозрительного не обнаружено, так что вся надежда только на твоего Кантора.
Габор Бакша после смерти жены уже четыре года жил один-одинешенек в лесном домике. Два раза в неделю к нему приходила старушка по фамилии Кутине, которую он полушутя-полусерьезно называл бабушкой Шари. Бакше было уже за пятьдесят. У него были дети, но все они, став взрослыми, разъехались по стране кто куда, завели собственные семьи. Сыновья раз в году навещали отца, приезжали вместе с женами и детишками. На это время в доме лесника воцарялись веселье и шум.
Старику оставалось до пенсии года три, или, как он любил говорить, тысячу дней. Выйдя на пенсию, он решил жить по очереди то у одного сына, то у другого. У какого особенно понравится, у того и совсем останется. Сыновья решили, что отец сам выберет, у кого ему жить. «Глупые какие! — думал о сыновьях старик. — Не понимают, что они все одинаково дороги мне».
В то утро он позвонил начальнику погранзаставы и сказал, что сходит проведать один участок в лесу и часам к двенадцати будет дома. В тот день у начальника заставы были именины, и лесник пригласил его к себе на обед. Бакша никогда никуда не опаздывал. Лесные дороги и тропки он знал как свои пять пальцев и мог рассчитывать время довольно точно. Единственным живым существом, которое ни на шаг не покидало лесника, была собака Памач.
Лесник решил ружье с собой не брать. Памач, увидев, что у Бакши нет ружья, затявкал и побежал из сеней в комнату, где на стене висело ружье. Лесник всегда обращался с собакой, как с человеком, подолгу разговаривал с ней, и та, казалось, прекрасно понимала его.